Младший офицер контрразведки дежурил по расположению, и мы его подняли в кабинете в одном исподнем с деревянной раскладушки и переместили в свободную камеру в подвале.

Судьба, кажется, в эту ночь решила сделать мне сюрприз в виде рядового бургграфа Леппе — Тортфорта, который дежурил вместо спящего начальства. А ведь он по приговору королевского суда должен был воевать в пехоте на передовой без права производства. А он тут, в тылу, и в кирасирском мундире. Занятно… Но, тем для нас лучше.

— Этот тип дезертир с фронта, — заявил я, указывая на бургграфа пальцем. — В кандалы его.

— Кто вы такие и как посмели ворваться с вооруженной силой в святая святых контрразведки, — вскинул бургграф подбородок.

Он видимо не узнал меня с бородой. Что ж тем интереснее будет узнавание. На допросе.

— Чрезвычайная королевская комиссия по борьбе с саботажем и пособничеством врагу. Вот мандат, — показал я ему соответствующую бумагу, в которой барон Бандонверт был указан как член означенной ЧК.

В одном из лучших ресторанов Будвица мне представили командира роты рецких стрелков капитана Вальда. Из новеньких. Рослого блондина, которого хоть сейчас его рисуй на фрески посвященные древним героям наших гор. Он, широко улыбаясь, после крепкого рукопожатия сообщил.

— У меня приказ от маркграфа Ремидия поступить в ваше полное распоряжение, господин барон. Какие будут указания?

Я осмотрел всю компанию собравшихся здесь рецких офицеров и выдал.

— Для начала, господа, ужинать, — предложил я на рецком наречии. — И хорошо выпить. Все остальное потом в служебное время. Сегодня вы все мои гости.

Горец я, в конце концов, или не горец? Надо соответствовать реноме вождя. Тем более, что под подкладкой моего мундира зашит шелковый лоскут в котором рецкий маркграф оставил свой личный автограф и печать под приказом в случае резкого изменения обстановки всем рецким воинским частям на территории королевства Ольмюц перейти под мое командование, как личного его представителя. Достаточно было прогладить этот ничем не отличающийся от подкладки лоскут горячим утюгом как текст и печать на нем четко проступали. Горское колдунство, не иначе.

К тому же я снова стал неприлично богат. Новые поверенные, еще те зубро — бизоны, выбросили на рынок лицензии на бигуди и женские пояса для чулок в предельно конкурентную среду. Чтобы стать промышленным кумиром женщин достаточно было внести на мой счет всего тысячу золотых, и они гарантировали ему судебное преследование любого другого производителя конрафакта. А вот количество лицензий договором не ограничивалось. Дюжина фабрикантов пожелала выпускать пояса, в основном производители подтяжек, и аж сорок семь дельцов ухватились за термобигуди. Ну и к чему, спрашивается, возиться за копейки с оружием? Даже за полевую кухню — 'кухню — самовар', как ее уже успели ласково прозвать в войсках, я получил от казны всего сто десять золотых.

Мой спич был встречен горскими офицерами с энтузиазмом и официанты вокруг нас оживленно забегали в ожидании щедрых чаевых.

Поначалу все было даже несколько чинно, обсуждали в основном щедрость императора, который оценив вклад рецких горных стрелков в приращении земель империи, полученную по сепаратному миру область города и порта Риеста присоединил к маркграфству. Ну да… больше же никто из имперских земель с ними не соседствует. И на южных склонах пограничных гор живут такие же рецы. Но военно — морская база в Риесте осталась имперской, подчиненной непосредственно императору.

Постепенно и плавно ужин перешел в офицерскую пьянку, которая, наверное, везде одинаковая с легкими вариациями на местные особенности. И вот когда мы все были уже под приличным градусом и только что хором горские песни не пели, к нашему столику подошла мадам 'Круазанского приюта', обняла меня со спины за плечи и зашептала в ухо.

— Мои девочки по тебе уже соскучились, котик. Что же ты о нас совсем позабыл? Мы о тебе часто вспоминаем.

Блин, засада. Не хватало еще, чтобы Элике кто‑нибудь об этой встрече доложил. Кронпринцу обязательно доложат, это к бабке не ходи. Но принц меня к дорогим шлюхам ревновать не будет. А вот жена…

Даже мадам в этом 'приюте' очень красива, несмотря на свои сорок лет, которые она ни от кого не скрывала, вопреки природной женской сущности. И не 'остатками былой красоты' как любят писать в бульварных романах, а действительно ослепительной красотой. За такой внешностью и сейчас кобелятник в очередь к ней выстраивается, но с обломом. Она редко когда выбирала себе кавалера. И всегда сама. Хотя и не скрывала ни от кого, что она бывшая шлюха. И еще мадам была умна. Адская смесь.

— Мара, — ответил я ей. — Жди сегодня всю нашу компанию в гости. На всю ночь. И сделай так, чтобы никто не остался обижен что ему не хватило.

— Уже бегу, — клюнула она меня в ухо поцелуем. — Жду вас через час.

И отошла к своему столику, где ее ждал импозантный хорошо одетый мужчина средних лет.

Войти на тюремный двор оказалось очень просто — достаточно было показать привратникам приказ принца и нам моментально широко раскрыли ворота. Но вот во флигель контрразведки, который за прошедшее время успели окружить высоким внутренним забором с колючкой поверху, нас пускать не желали никак. А рассвет неуклонно приближался.

Пока рецкие стрелки спокойно и без эксцессов меняли внешнюю охрану городской тюрьмы, мы вели через закрытые ворота бесплодные переговоры с привратниками флигеля, которые все так же состояли из ольмюцких кирасир. Стражи контрразведки требовали письменного приказа от своего непосредственного начальника, ссылаясь на инструкцию. А откуда я им этот приказ возьму, когда начальник контрразведки гарнизона Будвица в данный момент находится на срочной ночной аудиенции у принца, которая в любом случае закончится его арестом.

Через четверть часа мне это все надоело и я, привязав веревкой к воротам гранату, с криком 'бойся!' рванул терочный запал и большими прыжками ускакал за угол. Остальные стрелки также отбежали и попрятались. Учеба на полигоне даром им не прошла.

Хлопок взрыва был весьма невнятный, но одна половинка ворот, скрипя, повисла на верхней петле, раскрывшись, и туда с рук широкоплечий горный стрелок выпустил из ручного 'гочкиза' длинную очередь патронов на пятнадцать.

После чего два десятка стрелков рывком ворвались во внутренний двор и быстро повязали ошалевшую охрану, абсолютно не привыкшую к такому обращению. Настолько обалдевшую, что дверь в сам флигель они позабыли изнутри закрыть. Вояки…

Кирасир разоружили и согнали стадом в одно помещение первого этажа с надежной решеткой на окне и закрыли. Охрану и оборону взяли на себя рецы. На всех стратегических направлениях стояли пулеметчики с 'Гочкизами — Р' в руках, усиленные тройкой стрелков. На всякий случай у каждого стрелка кроме карабина Шпрока было еще по три гранаты.

Младший офицер контрразведки дежурил по расположению, и мы его подняли в кабинете в одном исподнем с деревянной раскладушки и переместили в свободную камеру в подвале. Он даже сообразить не успел, что произошло.

А судьба, кажется, в эту ночь решила сделать мне сюрприз в виде рядового бургграфа Леппе — Тортфорта, который дежурил у телефона вместо спящего начальства. А ведь он по приговору королевского суда должен был воевать в пехоте на передовой без права производства. А он тут, в тылу, и в кирасирском мундире. Занятно… Но, тем для нас лучше.

Пока он крутил ручку коммутатора, из его руки стрелки вежливо, но настойчиво вывернули из его ладони телефонную трубку.

— Не стоит стараться, солдатик, — осклабился рецкий ефрейтор. — Провода мы заранее перерезали.

А я, не удержавшись смачно, съездил бургграфа по уху. Для профилактики.

— Этот тип дезертир с фронта, — заявил я, указывая на бургграфа пальцем. — В кандалы его.

— Кто вы такие и как посмели ворваться с вооруженной силой в святая святых контрразведки, — вскинул бургграф подбородок и как пишется в протоколах 'угрожая нам словами'.