Как только хлопнула дверь, свистнул кнут, и карета, дернувшись, тронулась с места и довольно ходко пошла.

— Шторку откройте, ефрейтор, — попросил я старшего по чину из сопровождающих кирасир.

— Не положено, — буркнул тот в ответ.

Ладно, думаю, посмотрим, что дальше будет. Уверен, что няня Иза сегодня же сообщит Плотто что меня перевели. Обязательно. Я все еще надеялся, что капитан — лейтенант найдет возможность встретиться со мной.

Ехали недолго. Слышал только обычный уличный гул, да как за каретой громко стукнули, закрываясь, массивные сворки ворот.

— Приехали, — сказал ефрейтор.

— Как называется это место? — спросил я.

— Городская тюрьма, — ухмыльнулась его наглая рожа. — Самая для вас подходящая санатория.

Ключ со скрежетом провернулся в оббитой оцинкованном листом двери, я остался один и смог осмотреться. Камера как камера. Комната три на три метра с высоким потолком и стенами крашеными немаркой коричневой краской. Высокое окно — выше человеческого роста забрано в решетку. Железная кровать. Матрац, подушка, тонкое шерстяное одеяло и постельное белье новое чистое аккуратной стопочкой. На стене вешалка на три деревянных нагеля. Стол. Два гнутых деревянных стула, чему я очень удивился, ибо гостей здесь принимать не планировал. Казарменная тумбочка, окрашенная той же краской что и стены. Вокзального типа чугунный унитаз серой эмали в коричневую крапочку в углу около двери без загородки с откинутой крышкой. Рядом жестяной умывальник. Над ним небольшое зеркало висит. Под зеркалом деревянная полочка, на которой лежит примитивная мыльница прессованного рога. В мыльнице какая — та полужидкая масса. На ощупь — мыло. Водопровод подведен, но вода только холодная. Мрачновато конечно. Но жить можно. Для одного так даже просторно.

Вот только лампочки никакой нет, ни электрической, ни масляной. Впрочем, пока день тут светло. Читать, по крайней мере, можно не напрягаясь.

Причем этот номер эконом класса находится не в самом здании тюрьмы — высоком замке красного кирпича, а в дальнем от ворот флигеле в один этаж с полуподвалом. Вот в этом полуподвале я и сижу неизвестно за что. У охраны спрашивать бесполезно. У нее обет молчания.

Незнание уже стало меня напрягать, но по читаным — перечитанным детективам я понимал, что это меня так до кондиции готовят, чтобы, значит, соскучился я по разговорам и язык распустил. Но при этом очень удивительно то, что меня никто не удосужился обыскать. А в бурках, во внутреннем кармане, между прочим, у меня наваха. Хоть и сталь — китайское дерьмо, но все же, все же…

Я несколько неловко — все же одной рукой управляюсь, разместил верхнюю одежду на вёшале. Заправил кое‑как постель и лег поверх одеяла, не снимая бурок. Боялся, что одной рукой сам портянки обратно не намотаю. Выдержка выдержкой, а очко жим — жим. Понимаю, что меня специально так мурыжат неизвестностью, но внутреннее желание неистребимое такое, чтобы быстрее наступила хоть какая‑то определенность.

— Млядь… Так я и не попробовал фельдфебельских пейзанок, — засмеялся я, тут же сморщившись от боли в швах на спине.

Как раз в день дорожного происшествия Эллпе обещал привезти их к вечеру в нашу хату на полигоне. Я еще для этого перед экзаменом сливянки закупил в городе. И деликатесов на закусь. Пропало все, небось. Не знаю почему, но это меня рассмешило.

Потом воспоминания перебежали на образ баронессы в гинекологическом кресле, и я понял, что пора завязывать с такими мыслями. Не то… Так недолго скатиться до себяжаления, что в моем положение чревато. Надо сначала узнать, что от меня хотят, а уже потом делать выводы. Лучше всего в такой ситуации поспать.

Разбудил меня молчаливый усатый кирасир, притащивший поднос с обедом. Внутри помещения он снял свою лакированную каску и покрывал голову неким подобием бескозырки. Судя по круглой кокарде на тулье, кирасиры были местные — ольмюцкие.

Обед был обычный солдатский: гороховый суп — пюре, каша похожая на гречневую, но не гречка. Тушеное мясо с подливой и компот. Скорее всего, для арестантов тут ничего отдельно не готовят, а кормят с котла охраны. Отсюда вывод: арестантов, таких как я пока очень мало. Или камер во флигеле мало.

Ввиду отсутствия туалетной бумаги я попросил принести мне на подтирку 'хотя бы газет'. И до вечера их читал от корки до корки. Все шесть штук разом.

Судя по самой свежей газете, на свободе вся империя празднует победу своего броненосного флота над винетскими военно — морскими силами, которым адмирал барон Райнфорт устроил форменную 'цусиму' при попытке винетов разблокировать проливы в океан. Только броненосцев вражеских потопили с дюжину, не считая другой мелочи.

Союзники с подходом своего флота опоздали или винеты поторопились, но что есть, то есть. Остатки винетского военно — морского флота ныне трусливо прячутся под защитой береговых батарей в портах. А союзники, напоровшись около проливов на нашу эскадру, и не увидев силуэты винетских кораблей, пострелялись взаимно с нашими броненосцами до темноты из главного калибра на предельной дистанции, да и отвалили восвояси.

Получается, что на южном море у нас теперь нет серьезного соперника. Кончился.

Оставшиеся у винетского герцога три старых броненосца береговой обороны нашей эскадре не помеха. Имперские крейсера по всему южному морю свободно захватывают винетские пароходы и шхуны, которые после поднятия имперского военно — морского флага, смены экипажа и установки на них пары устаревших пушек, вводятся в наш флот как транспортные суда и вспомогательные крейсера. Винетия хоть и развитая морская страна, но в настоящее время находится на пороге морской блокады. А от союзной им западной республики герцогство отделяют высокие горы с вечными снегами, по которым много не провезешь, да и нет у республики столько ресурсов, чтобы еще и союзное герцогство кормить.

Одновременно с избиением главных морских сил Винетии у проливов, наш маломерный флот в другой части моря высадил ночной тактический десант, который с ходу, без предварительного артиллерийского обстрела захватил порт Риест с целенькими береговыми батареями. Нападение гарнизон и горожане тривиально проспали, привыкнув считать себя самой большой акулой в море.

Численность десанта наращивается и следующим шагом имперского командования стало блокирование винетского егерского корпуса, который все это время упирался в построенные мною укрепления на перевале.

По винетским егерям впервые в мире была проведена бомбардировка с воздуха и как с восторгом писали в газетах, весьма эффективно показали себя авиабомбы в узких ущельях. В налете участвовали два полужестких дирижабля старой конструкции. Отмечалась при этом возникшая паника среди элитных винетских частей.

Фотография графа Клевфорта с новеньким солдатским крестом в петлице красовалась на первой странице. Его обозвали 'отцом бомбардировочного воздухоплавания'. Присвоили досрочно чин старшего лейтенанта. Но про дальнейшие бомбардировки ни с полслова в газетах не говорилось. Отчего я сделал вывод что весь запас бомб у графа закончился в первом же полете.

Восточный фронт отбил массированное наступление вдоль железной дороги на форты с помощью орудий особого могущества и бронепоезда. Воздавали заслуженную хвалу ольмюцкому королю за своевременное создание нового рода войск и умелое руководство ими. Император им прислал такое же поздравление как флоту.

Царский фельдмаршал Смигла устав упираться в наш укрепрайон на юге попробовал совершить одновременно с наступлением вдоль железной дороги обход королевских фортов с севера по замерзшим болотам, но утопив в них половину полевой артиллерии, отказался от этого замысла и отозвал армейский корпус обратно.

На западном фронте как писали 'без перемен'.

Много, гораздо больше, чем в мирное время, газеты писали о культурных новинках: выставках художников, патриотических постановках в театрах и опере, даже балет отметился чем‑то из жизни древних героев в одиночку сражающихся против всего света.